На прошлой неделе, выступая на Восточном экономическом форуме, президент поставил перед правительством задачу «в ближайшие три года выйти на устойчивый прирост численности населения на Дальнем Востоке».

В те же дни специалисты Росстата обнародовали цифры, свидетельствующие, что доля экономически активного населения страны достигла максимума с 1992 года — сегодня в России работают 70,1% трудоспособных граждан в возрасте от 15 до 72 лет. Значит ли это, что страна испытывает усугубляющиеся демографические проблемы, требующие повышения пенсионного возраста, более активного вовлечения в производственную деятельность трудовых резервов, плановой работы по стимулированию переезда в депрессивные регионы, и, наконец, поощрения иммиграции? Лично я в этом не уверен.

Большинство расхожих суждений на демографические темы восходят еще к временам, когда численность жителей была основным показателем мощи и успешности государства. Это было понятно в эпоху аграрного и чуть менее, но все же индустриального общества, когда производство росло пропорционально числу занятых, правителям нужны были массовые армии, а количество детей определяло саму возможность выживания старшего поколения в условиях отсутствия социального обеспечения.

Однако те времена прошли, и подходы следовало бы поменять.

Начать можно с общей численности населения. Сегодня не похоже, чтобы этот показатель существенно влиял на экономическую мощь страны или на уровень жизни. 36-миллионная Канада превышает по своему ВВП (рассчитанному по паритету покупательной способности валют, про номинальные показатели я не говорю) индустриальную Турцию и богатый нефтью Иран — две страны с 79-миллионным населением, а 17-миллионная Голландия — 100-миллионные Филиппины.

Не существует как таковой и оптимальной плотности населения: если сравнить формально успешные и быстро наращивающие число своих жителей США с Италией, чье население стагнирует в последние тридцать лет, окажется, что в Америке на 1 кв. км приходится 35 человек, тогда как в Италии — 202 человека.

До недавних пор значимым показателем считался средний возраст граждан страны: существенное увеличение числа пенсионеров и лиц старшего возраста представлялось угрозой для экономической активности, так как поддержание баланса пенсионной системы требовало увеличения налогов. Но даже это перестает быть проблемой, по мере того как, с одной стороны, увеличение продолжительности активной жизни позволяет пересматривать порог пенсионного возраста и, с другой стороны, медицина и personal care становятся одной из важнейших отраслей современной экономики.

Экономически старение населения еще не «завело в тупик» ни одну страну.

А исходящие от него угрозы, на мой взгляд, напоминают примитивные «ужастики» 1970-х годов: исчерпание ископаемых ресурсов, неспособность человечества себя прокормить, рассказы об автоматизации и роботизации, которые сделают безработными бóльшую часть населения любой развитой страны.

Я убежден: в XXI веке успешным может быть государство с любой численностью и любой плотностью населения, безотносительно к его медианному возрасту и уровню рождаемости. В той же мере справедливо и утверждение, что государство, чье население имеет самые «благоприятные» характеристики, может идти от одного провала к другому.

Все вопросы, так или иначе касающиеся населения, имеют в нашем мире не демографическую, а экономическую природу. Если обратиться к России, то у нас в данной сфере существуют очевидные проблемы, не касающиеся ни численности населения, ни его территориального распределения, а порожденные исключительно примитивизмом и убогостью нашего государственного управления.

Перед Россией не стоит вызова, обусловленного численностью ее граждан.

Страна вполне способна прокормить и дать работу и 200 млн, и 300 млн человек, но в то же время она может быть куда более обжитой и ухоженной, даже если ее население сократится и в полтора, и в два раза.

Перед Россией не стоит вызова, связанного со старением населения. Более трети пенсионеров (14,2 млн из 35,5 млн человек, по состоянию на 1 января 2016 года) продолжают работать, и пенсионную систему нужно, с одной стороны, привести в соответствие с изменившимися экономическими и социальными реалиями, о чем я уже писал, а с другой — перестать изымать из нее накопительный компонент, затыкая ими дыры, появляющиеся в бюджете из-за безумных финансовых аппетитов силовиков.

Перед Россией не стоит и вызова территориального размещения населения: в мире хорошо известны случаи, когда малонаселенные и не приспособленные для проживания территории вносят значительный вклад в благосостояние страны, а уровень жизни в них существенно превосходит средние показатели.

На мой взгляд, российскому руководству и народу следует осознать несколько важных обстоятельств.

Во-первых, то, что занятость занятости рознь. Хотя, казалось бы, все работники получают зарплату, тратят средства на покупку товаров и услуг и тем самым умножают ВВП страны, ситуация не столь проста.

Значительная часть «экономически активных» людей выполняют бессмысленные и даже вредные функции, сдерживая экономический рост.

При этом в России их число в последние десятилетия выросло до неимоверных величин. Я имею в виду полицейских (более 1 млн человек), охранников (около 900 тыс.), представителей разного рода контролирующих и проверяющих органов (около 700 тыс.), а также водителей и низшего обслуживающего персонала государственных и окологосударственных контор.

Вместе с военными и представителями органов безопасности эти категории граждан насчитывают до 7 млн человек, или около 10% экономически активного населения.

Эти люди в большинстве своем либо дублируют функции, по сути, с ними не справляясь (в нормальном обществе численность полицейских и охранников не может расти одновременно), либо создают искусственные препоны на пути экономического роста. Здесь — если Россия станет в будущем нормальнее — скрыт самый большой резерв пополнения числа производительных работников и преодоления «демографических» проблем.

Во-вторых, нужно осознать, что стремление сэкономить на оплате труда — глубоко порочная с экономической точки зрения практика. Прежде всего, в данном случае искусственно сдерживается потребительский спрос (в России сейчас зарплаты составляют менее 40% ВВП, тогда как в США — почти 70%) в конкурентных секторах, что поддерживает огосударствление экономики и сохранение ее устаревшей структуры.

Кроме того, низкие зарплаты препятствуют технологической модернизации (если у вас есть практически дармовая рабочая сила, зачем вкладываться к новые машины и оборудование), и в России это видно как мало где еще.

Наконец, низкие зарплаты порождают в ряде секторов искусственный дефицит работников, что стимулирует миграцию, еще более давящую зарплаты вниз и воспроизводящую этот порочный круг.

Иначе говоря, необходимо существенное повышение уровня минимальной зарплаты, это поможет как сократить излишнюю занятость, так и запустить процессы технологического обновления.

Превышение минимальной зарплаты прожиточного минимума трудоспособного гражданина хотя бы в 1,5 раза (что логично, учитывая необходимость содержать детей и лиц старшего поколения) быстро покажет отсутствие какого-либо дефицита кадров на российском рынке труда.

В-третьих, не следует, воскрешая советские мифы, удерживать население в регионах, непригодных для жизни.

С Курил и других отдаленных территорий уезжают не потому, что там мало платят, а потому что там нечего делать.

Вопреки расхожим представлениям, российский Дальний Восток изрядно перенаселен. Средняя плотность населения в Дальневосточном федеральном округе — 1,05 человека на 1 кв. км, тогда как на Аляске — 0,48 человека, а в Канадских Северных территориях — 0,07 человека. При этом региональный валовый продукт той же Аляски превышает ВРП Дальневосточного округа на 15%, а средние доходы населения в этом американском штате выше в 11 раз. И такая ситуация не делает экономику Аляски менее конкурентоспособной. Для сведения: главный ее экспортный продукт вовсе не нефть, а переработанные рыба и другие морские биоресурсы.

Мораль: если в регионе нечего делать, не нужно свозить туда людей и создавать города на вечной мерзлоте ради «освоения пространства», гораздо разумнее добывать полезные ископаемые вахтовым методом, развивать крупные населенные пункты и рассчитывать на то, что потенциального противника с юга сдержит не местное ополчение, а ответственная и рациональная внешняя политика или, на худой конец, самый крупный в мире ядерный арсенал.

Наконец, в-четвертых, государству следует проводить разумную политику в сфере образования и профессиональной подготовки. Сегодня в России формируется всеобщее высшее образование, в котором, учитывая состояние нашей экономики, нет необходимости. Однако, учась в вузе, молодежь теряет от четырех до шести лет потенциально производительного возраста — в условиях, когда работать по полученной «специальности» удается менее чем 35% выпускников.

Сокращение продолжительности избыточного образования, совершенствование системы выбора и продвижения талантливой молодежи и отсечение тех, кто вряд ли сможет воспользоваться преимуществами учебы, — еще один важный ресурс, из которого экономика может «черпать» необходимые ей кадры.

Все зависит не от того, сколько людей живет в том или ином обществе, а от того, живут они в нем или работают, а если работают, то насколько эффективно.

Список можно продолжать, но общий смысл ясен: эпоха, когда численность населения что-либо решала, прошла.

Сегодня определяющим фактором экономического роста является качество рабочей силы, а не ее количество.

В «экономике знаний» сотня средненьких программистов не сделает того, чего добьется один талантливый специалист.
Работу, которую раньше делал целый колхоз, могут с помощью качественной техники выполнить три-четыре фермера.

Современный мир — это цивилизация, которая давно уже вступила в период, когда среднеквалифицированная рабочая сила является ресурсом, предлагающимся в наибольшем избытке.

А если страна ощущает все больший ее дефицит, проблема не в низкой рождаемости, а в несовременности мышления ее элиты.