Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части.
Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью — повидло.
Деньги съедены, а позор остался (о своих работах в кино).
Для меня всегда было загадкой — как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать, бездари: никто к вам не придет, потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?
Думайте и говорите обо мне, что пожелаете.Где вы видели кошку, которую бы интересовало, что о ней говорят мыши?
Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим, — требует капризная молодая актриса. — Все будет настоящим, — успокаивает ее Раневская. — Все: и жемчуг в первом действии, и яд — в последнем.
Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
Жизнь — это небольшая прогулка перед вечным сном.
Как я завидую безмозглым!
Кино — заведение босяцкое.
Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили руки. Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной...
Мне осталось жить всего сорок пять минут. Когда же мне все-таки дадут интересную роль?
Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
Ну эта, как ее... Такая плечистая в заду... (Раневская забыла фамилию актрисы, с которой должна была играть на сцене).
Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год... Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник — домашний клозет. Одиночество как состояние не поддается лечению.
Оптимизм — это недостаток информации.
Паспорт человека — это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить, как восемнадцатилетняя.
Спутник славы — одиночество.
Старость — это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.
Такая задница называется "жопа-игрунья" (о проходящей даме), «А с такой жопой надо сидеть дома!» (о другой).
У него голос — будто в цинковое ведро ссыт.
У нее не лицо, а копыто.
Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не служила!..
Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинашь жить!
Нас приучили к одноклеточным словам, куцым мыслям, играй после этого Островского!
Чтобы получить признание - надо, даже необходимо, умереть.
Есть люди, в которых живет Бог; есть люди, в которых живет дьявол; и есть люди, в которых живут только... глисты.
Очень тяжело быть гением среди козявок.
Какой печальный город. Невыносимо красивый и такой печальный с тяжело-болезнетворным климатом. (Ленинград, 1960)
Сейчас долго смотрела фото - глаза собаки человечны удивительно. Люблю их, умны они и добры, но люди делают их злыми.
Эпикур говорил - хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался.
Запомни на всю жизнь - надо быть такой гордой, чтобы быть выше самолюбия.
Орфографические ошибки в письме - как клоп на белой блузке.
Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм - это не извращения. Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду.
Чтобы играть Раскольникова, нужно в себе умертвить обычного, земного, нужно стать над собой - нужно искать в себе Бога.
Ничто так не дает понять и ощутить своего одиночества, как когда некому рассказать сон.
Если бы я часто смотрела в глаза Джоконде, я бы сошла с ума: она обо мне знает все, а я о ней ничего.