На улице пляшет дождик. Там тихо, темно и сыро.
              Присядем у нашей печки и мирно поговорим.
              Конечно, с ребенком трудно. Конечно, мала квартира.
              Конечно, будущим летом ты вряд ли поедешь в Крым.

              Еще тошноты и пятен даже в помине нету,
              Твой пояс, как прежде, узок, хоть в зеркало посмотри!
              Но ты по неуловимым, по тайным женским приметам
              Испуганно догадалась, что у тебя внутри.

              Не скоро будить он станет тебя своим плачем тонким
              И розовый круглый ротик испачкает молоком.
              Нет, глубоко под сердцем, в твоих золотых потемках
              Не жизнь, а лишь завязь жизни завязана узелком.

              И вот ты бежишь в тревоге прямо к гомеопату.
              Он лыс, как головка сыра, и нос у него в угрях,
              Глаза у него навыкат и борода лопатой.
              Он очень ученый дядя - и все-таки он дурак!

              Как он самодовольно пророчит тебе победу!
              Пятнадцать прозрачных капель он в склянку твою
                                                         нальет.
              "Пять капель перед обедом, пять капель после обеда -
              И все как рукой снимает! Пляшите опять фокстрот!"

              Так, значит, сын не увидит, как флаг над Советом
                                                        вьется?
              Как в школе Первого мая ребята пляшут гурьбой?
              Послушай, а что ты скажешь, если он будет Моцарт,
              Этот не живший мальчик, вытравленный тобой?

              Послушай, а если ночью вдруг он тебе приснится,
              Приснится и так заплачет, что вся захолонешь ты,
              Что жалко взмахнут в испуге подкрашенные ресницы
              И волосы разовьются, старательно завиты,

              Что хлынут горькие слезы и начисто смоют краску,
              Хорошую, прочную краску с темных твоих ресниц?..
              Помнишь, ведь мы читали, как в старой английской
                                                          сказке
              К охотнику приходили души убитых птиц.

              А вдруг, несмотря на капли мудрых гомеопатов,
              Непрошеной новой жизни не оборвется нить!
              Как ты его поцелуешь? Забудешь ли, что когда-то
              Этою же рукою старалась его убить?

              Кудрявых волос, как прежде, туман золотой клубится,
              Глазок исподлобья смотрит лукавый и голубой.
              Пускай за это не судят, но тот, кто убил, - убийца.
              Скажу тебе правду: ночью мне страшно вдвоем с тобой!

пусто бродство и бство , зато "не убийца".