Вчера умер мой ангел. Как будто щелчок выключателя — и стало сумеречно и неясно. Соседи говорят, что сердцем маялся, но я не поверил. Сердце у него из чистой стали, всегда правдиво билось в грудную клетку. Нет, он умер, как умирают ангелы. Не от застарелой болезни, не от несчастного случая и не от петли, так убедительно иногда свисающей с потолка, разинув круглый рот. Он жил, а затем перестал жить...
  Явился он мне в то время, когда блуждая закоулками нашего района, пропахшими серой, искал выход. Черти один за другим, появлялись откуда-то из-за спины, тыкали прокуренными копытами мне в грудь, мерцали, щерясь угольками глаз, и предлагали «в картишки». Я не первый раз хаживал по этим переулкам и знал, как это — «в картишки». Но тем не менее согласился и в этот раз. Сели играть в Подворотне. Я поставил на кон, как всегда, душу, черти — разное веселое. Сдали карты. Вместо карт — иконки из церковного ларька, три рубля штука. Вскрылись. У чертей порнофотографии. По второму кругу. Опять иконки у меня. Святые все козырные, один другого краше. Везло несказанно. Черти мялись, давя друг другу хвосты, ругая адским матом меня и мою душу. Ругайтесь бедолаги! Я с Самим играл, не то что с вами! Вот это была игра, скажу я вам...
  С Самим удалось встретиться и поиграть лишь один раз.Обыкновенный внешне такой мужчина за сорок, ничем не примечательной внешности, в сером засаленом костюме прожженым местами пеплом.Очень любил вопросы задавать.Зануда.Играл и все спрашивал меня о разной чепухе.Проиграл мне этот пень старый свой бумажник.Да бумажник...Замечателен этот самый бумажник был тем что деньги в нем водились всегда.Именно водились потому что я их туда не клал, и по все видимости они жили какой то своей жизнью, не зависимо от хозяина.Кожа бумажника была на удивление нежная.Когда я брал его в руки мне почему то вспоминалась Марина из соседнего подъезда.Марина она такая...Марина одним словом...Давно ее кстати не видел...Тьфу!Черти засранцы мозги крутят,мысли путают!Глянул в карты,а там вместо моих святых великомучеников-трамвайные билетики!Да, пропала душенька, подумалось мне. И я пропал. У чертей опять порнуха, поди. Так и есть. Черти перестали мяться и, замолчав, уперлись в меня угольками. «Вань, — сказал черт с проседью тому, что помоложе, — иди зарежь его. Довыделывался, ублюдок», — добавил он, плюнув шипящей слюной мне под ноги. Ваня — здоровенный черт-переросток, двинулся ко мне...
  Тут появился мой ангел. Я почувствовал его свечение кожей. Стало чисто и свежо, как будто кто-то проветрил Подворотню. «Вань, остынь», — прозвучал в сумерках его голос. И Ваня остыл.
  Мы ушли, оставив чертову компанию позади. Через пару кварталов проспект, полный до краев электричестом. Здесь, в ярком свете, я посмотрел ангелу в лицо. Профиль, залитый светом, бледный спокойной ненавистью воина, и глаза, полные хрусталя. Одет он был в человеческое и, как подобает ангелу, выглядел в этой одежде нелепо и тесно.Встречные с интересом пялились на ангела,но он  шел среди них, как среди деревьев в лесу. Нелепый и прекрасный. Ожившая античная статуя в джинсах и футболке. И я шел рядом, вернее, не шел, а плыл по реке проспекта — всегда прямо, туда, где срослось ночное небо со спящей землей. Я был уверен, что этот электрический проспект огибает кольцом землю и не имеет ни начала, ни конца...
  Очнулся утром посреди гаснувших фонарей один. Река электричества постепенно мелела, и, сев на метро, я уехал домой. С того дня ангел не покидал меня и не убирал с моего плеча руку. Нет, звонки и появления его крайне редки, но рука всегда покоилась на моем плече.Рука то легкая и невесомая, то тяжелая и каменая. Казалось вот-вот из воздуха соткется его образ, и я увижу его глаза, в хрустале которых таяли остатки неба...
  Сегодня я стою одетый около окна с желанием порадовать черта Ваню в Подворотне.Желание это залетело вчера в душу черной трепещущей птицей и теперь клевала мое сердце... Нет, не порадую. Не увижу тогда электричекого проспекта. Не пройду туда, где небо срастается с землей и где у обочины можно встретить могилы ангелов...