Кто хочет себе представить ад наяву, пусть зайдет в дом к дяде Бейнушу. Когда ни придешь, там шум, крик, галдеж. Там полон дом детишек. Полуголые, грязные, замызганные, немытые, вечно дерутся, царапают друг дружку, часто до крови, под глазами у многих синяки. Кто смеются, кто плачет, этот поет, тот визжит, один гудит, другой свистит. Один сорванец надел отцовский сюртук, закатав рукава, а другой разъезжает верхом на метле. Один пьет молоко прямо из кувшина, другой щелкает орехи, третий держит в руке голову селедки, четвертый сосет конфетку, а из носика сопли текут ему прямо в рот. У тети Енты железные нервы, если она может сладить с этой оравой; она их ругает, щипает, награждает тумаками. Она не разбирает: кто попался под руку, тот и получает по спине, по шее, куда попало. Подзатыльники, оплеухи - здесь сущие пустяки. Там услышишь и "холеру", и "чуму", и "проказу" - и все это говорится самым добродушным тоном, как другой скажет "здравствуй". Галдеж утихает лишь с приходом дяди Бейнуша. Но так как дядя, человек занятой, пропадает целый день в лавке и домой является только закусить, то у него в доме постоянно ад кромешный.

Что такое кризис - это дети.
Что ещё нам делать остаётся?
Сделаю штук восемь, может, девять, может, десять -
На даче всем занятие найдётся.