[/img]

Про Тетушку я уже писала, сегодня речь пойдет про Володю. Не про того, на котором я должна была жениться, нет. Братишку моего двоюродного.
Мы с ним безумно похожи внешне, нас принимают за родных брата и сестру, - оба копия с деда, у обоих нахальные брови, одна из которых пологая, а вторая домиком, что дает на и без того глумливой морде вечное выражение сарказма, оба со злыми и острыми что жало языками, но добрыми сердцами. Понимаем друг друга без слов, с полувзгляда.
Разве что братюня чуть поспокойнее. Ну как чуть..совсем чуть. А по части поглумиться-побеситься он первый.
В тот день у меня настроение было игривое, у братишки тоже. Начали со словесной разминки, у тети от смеха уже ломило скулы. А потом что-то я вспомнила песенку про Вову, который знает три матерных слова, и на этом его словарный запас исчерпан. Помните ее?
Сижу я значит на подоконнике, пою песенку, нещадно перевирая слова и мотив (пою я плохо, рисую еще хуже), и вроде как ни к кому не обращаюсь. Володька говорит тете: -"Мам, скажи ей - я ей щас вдарю!  "
-Светка! Сатаненок! Ты слышала?
-угу.. учусь в ПТУ и хожуууууу в дискотеееееку!!
Братишка хватает подушку. (О подушке надо сказать особо, - это т.н. русская подушка, большая, толстая, квадратная. Точнее, она будет толстая, если ее взбить. Но в ней пух и перья скатались в большой тугой ком, который и об дорогу не расшибешь, и тетушка все собиралась ее спалить, а потом ее облюбовал котик, а котиково ложе палить нельзя. Так подушка и лежала на стуле, дожидаясь то ли осени, когда котик снова станет на ней спать, то ли большой уборки и очистительного костра.) Я хватаю другую, начинается махач, в ходе которого сокрушили старое раскоряченное алоэ и абажур, - его свалила я, а Володька просто упал на алоэ, у алоэ не было шансов.
Перед падением братюня умудрился-таки вырвать у меня подушку и отбросить ее подальше, я вцепилась как терьер в крысу в его подушку, мы одновременно дернули изо всех богатырских силушек, подушка сказала "тттррррррррррр!!", в воздухе красиво закружился вырвавшийся на свободу пух, Володька, приземляясь на алоэ, сказал "п...ц!", "он самый!" грозно сказала тетя, не решаясь переступить порог места происшествия.
Потом она нам сообщила, что мы - дети падших женщин, и что после того, как все уберем до единой пушинки, нас ждет страшная кара, - собирание в жару крыжовника и последующее его перерабатывание в варенье. Как по мне, это не наказание вовсе, но у брата было иное мнение. 
Мне 32, ему 25. Такие дураки, да.