«16+»: Дети-родители

Сегодня встретить школьника или даже студента-отца сложнее, чем 20 лет назад. Cредний возраст первородящих в России сейчас составляет 26 лет — в 90-х большинство женщин рожали первенца в 21. А их мамы делали это и того раньше. The Village поговорил с юными папами и мамами, которые стали родителями до своего совершеннолетия, о том, как они совмещали экзамены и кормление ребенка и зарабатывали на первые вещи.

Таира, 21 год дочь Алекса, 4 года 

У мамы на первом месте было мое образование. К 11-му классу мне наняли кучу репетиторов, и я занималась с ними каждый день. Из-за побега я пропустила полгода учебы — пыталась наверстывать, но у меня просто не было сил. Я засыпала даже во время того, как писала, рука просто уезжала. Потом не могла разобрать свои конспекты.

Я заметила, что у меня двухнедельная задержка, долго списывала ее на стресс и резкую потерю веса — но, когда я все-таки сделала тест на беременность, он оказался положительным. Я не поверила, сделала еще раз, а потом еще и еще. Я была в шоке — мне рано было становиться мамой, но ребенка я все равно хотела оставить, он ведь от любимого человека. Рассказала двум близким подругам и три месяца скрывала от родителей. Я ждала, пока пройдет 12 недель, чтобы было поздно делать аборт.

Побег

Мы познакомились с Никитой, когда мне было 14, и я влюбилась по уши — меня трясло рядом с ним так, что я не могла говорить. Он с самого начала не нравился моим родителям — старше меня на четыре года, хулиган, не очень умный.

Летом перед 11-м классом родители решили отправить меня на родину в Бурятию, чтобы я ни на что не отвлекалась и подтянула все предметы перед ЕГЭ. Я не хотела лететь, Никита запрещал, но родители были непреклонны — билет был куплен, двоюродная бабушка прилетела из Бурятии в Москву забрать меня. Чтобы сорвать полет, я отдала Никите свой паспорт, так бы родители точно его не нашли. Они думали отправить меня по загранпаспорту, а я собрала вещи и сбежала. Мы выбросили мою симку, прятались, нас искала полиция. В тот же вечер мы с Никитой сидели несколько часов в кустах перед моим домом и ждали, пока уедут полицейские и мои родители, чтобы забрать остальные вещи. Когда я зашла в свою комнату, мне стало плохо — все перерыли, повсюду этот черный порошок, которым снимают отпечатки пальцев.

Нам было негде жить, мы же не могли пойти к родителям Никиты. Весь день проводили в парке «Красная Пресня», а ночевали на парковке. Нужно было где-то мыться, поэтому во дворах неподалеку мы нашли хостел и платили, чтобы нас пускали в душ. Хостел — громко сказано, это была непонятная общага в подвальном помещении, где жили люди, которых жизнь вынудила: инвалиды, рабочие, дворники, спайсовые наркоманы, выкурившие свои мозги настолько, что не могли два слова связать. Со временем мы поняли, что жить на парковке нереально, и переехали в общежитие — жили мы там бесплатно, Никита сдружился с управляющим и договорился, что в качестве оплаты за проживание мы будем работать в общаге администраторами и уборщиками. И я там убиралась — мыла полы, туалеты. Однажды этот начальник забыл в хостеле свою сумку. Никита с другом заглянули — там оказалось 100 тысяч и планшет. Какие мысли могут посетить? Конечно, никому ничего не сказать, забрать все и уехать. Я узнала о краже, когда мы были уже на другом конце Москвы. Планшет почти сразу ушел первому встречному за какую-то маленькую сумму, все деньги они потратили на то, чтобы снять квартиру в Перове, я до сих пор помню адрес. Убитая двушка — у нас не было кровати, спали на матрасе в практически пустой комнате.

Никита устроился на работу продавать сим-карты, я месяц тоже с ним работала — выбираешь себе станцию метро и ходишь туда-сюда, пытаешься продать прохожим симки, повторяя заученный текст. Мы получали по 100 рублей с каждой продажи. И промоутерами работали, и ростовыми куклами на праздниках. Я была собакой. Чуть не сдохла.

Все поломалось 5 декабря — Никита поехал праздновать день рождения знакомого, напился, подрался с каким-то мужчиной и угнал его машину. Приехал домой на этих вишневых «жигулях», пьяный, со словами «у нас теперь есть машина». Решил поехать в магазин, потому что не было колы для виски. Схватил меня в охапку и посадил в машину — я сопротивлялась, но безрезультатно. За 100 метров до магазина нас остановила полиция. Сутки я провела в отделении, спала на лавочке, голодная. Потом меня отпустили домой, а Никиту закрыли — ему предъявили обвинения по статье 158, части второй, за угон и посадили в СИЗО.

Три дня я провела дома и думала, что делать дальше. Я чувствовала ужасную пустоту. Когда ты просыпаешься в убитой квартире на матрасе на полу с любимым человеком, тебе вообще на все наплевать. А тут я не могла уснуть вообще. Из еды был только суп, который Никита приготовил за день до этого. Я решила вернуться домой. Позвонила подруге, все ей рассказала и попросила организовать встречу с моей мамой. Разговор с ней прошел тяжело. Я понимала, что виновата, было даже стыдно как-то оправдываться.

Разговор с родителями и ЕГЭ

Через какое-то время Никита вышел со мной на связь из СИЗО, достал там телефон. Он очень обрадовался, когда узнал о будущем ребенке, — всегда был за семью и детей, против абортов. Мы ждали суд, надеялись, что ему дадут условку. Я помню день после суда — звоню ему, радостная, думала, он уже в Москве. Никита снимает трубку и молчит долго, а потом говорит: «Два года». Я кинула трубку, началась истерика. Еду в троллейбусе в школу, меня трясет. Я не знаю, что делать. Единственное, что я знала точно, — оставляю ребенка. Первым уроком была физика. Я сижу на третьей парте, в слезах, и физичка, конечно, спрашивает именно меня. Я говорю ей: «Отвали» — и выбегаю из класса. Остаток урока я прорыдала в туалете.

Если я начинала сомневаться, оставлять ли ребенка, Никита тут же пускал в ход угрозы: говорил, что если я не рожу, то он сядет на иглу или покончит с собой. Он давил на жалость, говорил, что аборт — то же самое, что убийство, что мы поженимся, я перееду к нему в колонию и мы будем там жить вместе. Я была ко всему готова.

В один из дней мама меня спрашивает: «Ты не беременна?» Может, у меня живот начал появляться или она по-женски почувствовала — я не знаю. Молчу, не отвечаю. Она повторяет вопрос, я снова молчу. Мама зовет отчима, тот прибегает, мама говорит, что я беременна, я начинаю рыдать. Отчим стал гладить меня по голове, успокаивать. Мама в панике — как же ЕГЭ, институт, о чем я думала, почему молчала.

Семья настаивала на аборте. Гинеколог предлагала искусственные роды — хотела бы я теперь прийти к ней с Алексой и показать, кто мог не появиться на свет. Начали подготовку к прерыванию беременности — все документы готовы, чуть ли не завтра операция. Оставалось поговорить с юристом женской консультации. Она попросила моих родителей выйти из кабинета и спросила, уверена ли я в том, что хочу сделать аборт. И я ответила «нет», не смогла по-другому. Как я боялась выйти из этого кабинета… Открывается дверь, мама такая: «Ну все, пойдем?» Я молчала и пряталась за юриста, пока она сообщала родителям, что операции без моего согласия не будет. Мы сильно разругались, я несколько дней не выходила из комнаты, ни с кем не разговаривала, не ела.

Каким-то образом мой биологический отец узнал, что я беременна. Для заметки: после того как мама от него ушла, мы виделись только у нотариуса, когда нужно было дать согласие обоих родителей на выезд за границу. И тут он предлагает мне переехать к нему в Иркутск, перейти в местную школу, говорит, что бабушка будет помогать с ребенком. Я этой мыслью вдохновилась и даже начала договариваться с директрисой о переводе. Во время уроков меня вызывают в кабинет к директору. А там мама и отчим — говорят, что я останусь в Москве и они помогут мне с ребенком. Тут случился акт примирения, мы все обнимались и рыдали.

Последняя дискотека

Я скрывала свое положение до последнего — носила бесформенную одежду на пару размеров больше. Знал только маленький круг самых близких подруг. Думаю, многие догадывались, но мне не было дискомфортно — меня вообще это не волновало. Те, кто знал, помогали во всем, даже рюкзак носили.

Перенесла беременность легко: и на пятый этаж пешком поднималась, и за автобусами бегала, и ходила на физру с пузом. Никто меня не обижал. Только физичка, когда узнала, начала отпускать шутки вроде «Сколько сегодня человек? 21? Ой, плюс один».

А потом начались зажоры. Я выходила в школу на полчаса раньше обычного, чтобы успеть зайти в «Бургер кинг» и нормально там нажраться: бургеры, кола, картошка, еще и что-то сладенькое. Потом я объедалась в школьной столовой, съедала несколько порций. После школы я опять заходила в «Бургер кинг», полноценно ела и шла домой. А дома отваривала макароны, добавляла жареной докторской колбасы, заправляла это все майонезом, кетчупом, перемешивала и ела. Или жареные бутерброды со всем, что находила в холодильнике. Причем я спокойно могла сверху плавленого сыра положить вишню, и мне было вкусно.

На последнем звонке мы танцевали твист по парам. И так вышло, что в последний момент я осталась без партнера. Я пыталась хоть что-то станцевать одна, с пузом наперевес и чувствовала себя дурой перед полным залом учителей, родителей, родственников. Кое-как дотанцевала, но остаток праздника проплакала — таким позорным мне это показалось. Сейчас-то я понимаю, что не было повода расстраиваться — нас было двое.

Последний звонок я проходила на десятисантиметровых шпильках. И ничего, выдержала. Правда, я не знаю как — даже сейчас не могу ходить в этих туфлях так долго. Отец подруги до сих пор смеется над тем, что я получала аттестат беременная под песню «Куда уходит детство».

Мне предлагали особые условия на ЕГЭ в связи с моим положением, но я решила, что мне это не нужно. Сдавала я экзамены на шестом месяце. Все предметы я сдала нормально и в итоге поступила в РАНХиГС на факультет государственного и муниципального управления.

Университет и передачка из колонии

Я родила 22 августа, а уже 1 сентября вышла на учебу. Одногруппники косились на меня, потому что я постоянно сидела на боку. Плюс каждую пару по два раза я бегала в туалет, чтобы сцеживать молоко — его было так много, что моя грудь выросла на два размера. Первое время я скрывала от одногруппников. Когда все-таки рассказала, все отреагировали нормально, даже приезжали ко мне гулять с Алексой.

Я хотела после поступления уйти в академический отпуск, но мне сказали, что нужно проучиться хотя бы полгода. В итоге я сдала первую сессию и взяла академ. Алекса заметно подросла, а я не могла сидеть без дела — начала печь тортики и продавать их через инстаграм.

С Никитой мы то расставались, то снова сходились. Он меня ревновал — я дала все пароли от своих соцсетей. Он мог влезть в мой диалог с одногруппником и начать угрожать. Почему-то тогда меня это не напрягало — мне казалось это нормальным. Я знала, что с чужими он быдло, а со мной нежный, заботливый и хороший, а когда он мне грубит или делает больно — это в шутку. Теперь понимаю, что многое было вообще не смешно. Он часто делал мне больно, пугал.

Мы продолжали общаться, я его ждала, показывала, как растет Алекса, все о ней рассказывала. Но за два года тюрьмы мы ни разу не виделись. Один раз его мама привезла передачку из колонии — пеленки и распашонки, которые он сам сшил для дочки на зоне. Правда, пока она их привезла, они стали малы.

Он общался с местными бабами. Как я поняла, девушки, которые жили неподалеку от поселения, там искали себе женихов. Мне говорил, что он извлекал выгоду из этого общения — эти женщины могли помогать ему деньгами, счет на телефоне пополнить, например.

Расставание с отцом

Наконец, Никита вышел из тюрьмы. Он приезжал из Кузьминок каждый день, чтобы гулять со мной и Алексой в парке. Она начала называть его папой. Я не рассказывала об этом родителям, узнали они случайно — увидели его во дворе нашего дома.

Мы переехали в съемную квартиру в Котельниках. В ней почти не было ремонта, мебель мы собирали у родственников — кто-то машинку отдал, у кого-то мы спилили с икеевской двухъярусной кровати верхнюю часть — с мира по нитке. Одежду Алексе покупали мои родители.

Никита начал подрабатывать таксистом в «Убере», но мне работать запрещал. Я пекла тортики на заказ и сидела с дочкой. Мы прожили с сентября по декабрь в мире. И в декабре мне пришел большой заказ от министерства образования — 25 тортов на Новый год. Я поняла, что моя духовка не потянет, взяла Алексу, и мы поехали к маме, чтобы она помогла. Думала, что за два дня я справлюсь, в итоге ни фига. Два дня спустя Никита позвонил со словами «все, время вышло, выходи — я забираю тебя домой». Я сказала, что не могу уехать, пока не закончу, он кинул трубку. Приезжаю домой на следующий день со спящей Алексой на руках и вижу: на кухне на столе бутылка водки и пьяный Никита. Спрашивает: «Ну что, будешь меня слушаться?», я качаю головой, и он начал меня душить и повторять: «Ты уверена?» Продолжает душить, я брыкаюсь и в итоге толкаю его в ванную. Он ударился спиной и корчился на полу, пока я в слезах звонила его маме. Сказала, что хочу уйти, а она ответила: «Уходи, если ты уверена». Я не готова была уйти, чтобы потом возвращаться. Если уходить, то навсегда. Так что я перетерпела.

Я хотела переехать в другую квартиру поближе к маме, чтобы была помощь. Мы жили в часе езды на такси. После долгих уговоров и скандалов с Никитой мы все-таки переехали в оплаченную моими родителями на два месяца вперед квартиру, и Никита совсем обленился: перестал выходить на работу, мог спокойно забить, проспать. И все, он перестал приносить деньги домой.

Зато он нашел себе новое увлечение — начал выращивать на подоконнике марихуану. Стал тратить все деньги на это — даже когда его мама передавала деньги на новую обувь для Алексы, он делал вид, что ничего подобного не было. На ребенка не хватало ни денег, ни времени, зато он поливал куст травы, измерял температуру, свет зажигал по часам — в общем, увлекся. Я это спускала ему с рук — чем бы дитя не тешилось — до тех пор, пока эта гадость не начала цвести. Она невыносимо воняет — запах стоял по всей квартире, этим приходилось дышать ребенку. Я попросила его перестать этим заниматься или делать это хотя бы не дома.

Тут дядя предложил мне работу администратора. Я согласилась, не спрашивая у Никиты. Был огромный скандал. А я просто не хотела, чтобы мой ребенок голодал. Наступала зима, нужны были теплые вещи. В итоге я вышла на работу, и Никита перестал приносить деньги домой от слова «совсем». Я вставала в восемь утра, чтобы успеть покормить Алексу, отвезти ее к моей маме до работы. В восемь часов вечера я выходила с работы, дорога занимала полтора часа, еще надо было забрать Сашу от мамы. В итоге ребенок ложился спать только в 11, а мне еще нужно было приготовить еду, постирать, убрать.

Я так уставала, что мне не хватало сил на Никиту. Было так мерзко — он приезжал домой, когда я уже спала, пользовался мной и даже не будил. У меня началось отторжение к нему. И в сентябре я узнала, что беременна. Я сразу сказала ему, что не буду рожать, что бы он ни говорил. И в этот момент я поняла, что готова от него уйти. Я понимала, что нужно делать аборт, — не могла спать, есть, постоянно плакала. Но так и не сделала — выкидыш случился раньше. Никита пришел ко мне в больницу в день операции, и первое, что он сказал, было «у тебя есть четыре косаря?». Чувак, я только что потеряла ребенка! Он забрал у меня последние 3 или 4 тысячи из кошелька и уехал. Вскоре после этого мы с Алексой переехали к маме.

После ухода я ни разу по нему не плакала — только от стыда и обиды за Алексу. Мне стыдно перед дочкой за то, что у нее такой отец, и в этом виновата я, ведь он — мой выбор. Рада только, что послушала родителей и не записала его как отца ребенка — сейчас у него нет никаких прав, он не имеет к Алексе вообще никакого отношения.

Саша, 20 лет дочь Саша, 2,5 года

Когда учился в школе, я всем говорил: «У кого первого появится ребенок — тот лох». И тут — ***** [оп], и у меня ребенок. Мой лучший друг мне обещал по яйцам прописать, если у меня родится ребенок раньше, чем у остальных. А вообще друзьям тоже Сашка нравится — постоянно просят приехать поиграть с ней, показать ее фотки. Ребенок твоего кореша — это же забавно как минимум.

Папа в первый раз

С Кристиной я затусил сначала просто потому, что хотел с ней переспать, но в итоге мы начали встречаться. Она пила противозачаточные, презервативами мы не пользовались, я в нее кончал. В сентябре я на год уезжаю в Англию готовиться к поступлению в местный университет, и спустя три недели Кристина пишет, что беременна. Оказалось, что она пропустила пару таблеток и думала, что пронесет — не пронесло, короче. Я хотел, чтобы Кристина сделала аборт, потому что ну на фиг мне ребенок в 17, как это вообще? Но, по мнению врачей, из-за отрицательного резус-фактора, была большая вероятность, что Кристина не сможет иметь детей, если сделает аборт. Она начала очковать и решила родить. Я думал, что все, мне конец — сейчас мои родители меня загасят, потом ее родители. Друзья надо мной угорали, называли батей, а я не понимал, что мне делать.

Папе сначала не рассказывал, только сестре, друзьям. Долго думал, как сказать маме. Но у меня понимающие родители — я с ними тусуюсь, могу выпить, покурить. Они всегда говорят: «Делай что хочешь, жизнь твоя». Мама сначала не поверила. Думала, что это не мой ребенок, и тоже не хотела говорить папе. В итоге он узнал, что у него внучка, уже после того, как она родилась. И он был очень счастлив — это его первый родной внук, у моих сводных братьев есть дети, но тут все равно немного другое. Мои родители обожают Сашку. Папа все время с ней тусуется, подарки ей дарит — недавно купил огромную машинку на пульте управления.

Мама

Я тусовался с друзьями в клубе в Англии, когда Кристина сообщила, что рожает — написала сообщение во «ВКонтакте». Мы сразу начали отмечать. Назвали дочь Сашей, потому что Кристина так захотела. Мне кажется, в честь меня, но она говорит, что просто так: Александра Александровна — красиво. Когда я вернулся в Москву, Саше уже исполнился месяц. Как только увидел ее, офигел — она была такая маленькая!

Все говорят, что дочка очень похожа на меня. Были на даче с Кристиной и Сашей, я уснул на диване, просыпаюсь от того, что Кристина меня фоткает. Спросил зачем, и она мне показала фотографию Саши, спящей в точно такой же позе. Моя сестра находила мои детские фото и сравнивала с Сашиными — лицо один в один.

С Кристиной мы расстались еще в ноябре — она очень сильно делала мне мозги, и я решил это закончить. Плакала, предлагала попробовать еще, но я понимал, что нет, не хочу.

Дочка живет со своей мамой. Я к ним приезжаю, иногда они ко мне, периодически забираю Сашу на ночь, весь такой клевый батя. Ездим вместе на дачу с моими предками потусоваться. Сейчас подрастет еще — наверное, вообще смогу забирать ее к себе или к родителям, пусть они с внучкой тусят, им в кайф.

Маленький человек

Ребенка, до того как он может что-то делать, я вообще не считаю за человека. Это просто объект, который орет и жрет. Он ничего не понимает, ничего не может тебе сказать. Так что сначала мне было пофиг — я приезжал несколько раз в месяц, играл с дочкой, деньги давал, и все.

Сейчас ей два с половиной года — уже ходит, бегает, прыгает, говорит. Что-то может рассказать, покапризничать. С ней уже интересно, и у меня появились к ней чувства. Первый раз, когда Саша назвала меня папой, что-то щелкнуло внутри. Не то чтобы удивление… Просто это приятно. Я не знаю, как люди ощущают отцовство, потому что у меня это первый ребенок, да и мышление совсем другое. Но быть папой прикольно. Например, в магазине, когда паспорт спрашивают, а ты с ребенком, просто поднимаешь ее на руки и такой: «Вот мой паспорт!»

Очень интересно посмотреть на нее, когда она вырастет — как будет думать, о чем говорить. Сейчас она может что-то попросить, стихи читает, может иногда такую фразу сказать, что я офигеваю, — недавно выдала: «Красота — это страшная сила». Клево, когда у тебя молодые родители, ну или понимающие просто. Я буду относиться к ней как подруге, не как к ребенку. Не буду ничего запрещать — расскажу о своем опыте, дам совет, но указывать не буду.

Саша совсем не капризная. Как-то зимой мы возвращались с тренинга, она споткнулась и упала прямо лицом в сугроб с грязью. Я поднял ее за шкирку, поставил на ноги, вытер сопли, и мы пошли дальше — она даже не заплакала. Не нытик, а с характером. Только если что-то хочет, начинает орать. Я к ней отношусь как ко взрослому человеку, как к личности, чтобы она выросла нормальной. Если ноешь, то иди на фиг — успокойся и попроси нормально. Прикалывает реакция окружающих на то, как я с ней общаюсь. Удивляются, как можно так разговаривать с ребенком, она же маленькая. А я говорю: «Где вы видите ребенка? Это точно такой же человек».

Мы отдали Сашку на балет. Идея была общая — мне кажется, ребенка нужно отдавать либо на танцы, либо драться. Рисованию и музыке можно самостоятельно научиться. Танцы раскрывают человека — делают более уверенным, общительным. Плюс ты умеешь танцевать — можно клеить чуваков или использовать как профессию. Пластичность, фигура — одни плюсы. С махачем то же самое — чувствуешь себя уверенно и можешь лицо разбить кому угодно. Офигенно!

Мы покрестили Сашу. Мама Кристины очень набожная. Я тоже крещеный, у меня папа верующий, но не шизоид, а нормальный. А она стала крестной мамой моей дочки: бабушка-крестная. Мне правда кажется, что так нельзя было, ну да ладно. Мой лучший друг стал крестным. Мы вместе приехали в церковь, с такого бодунища… Можно было с ума сойти: мы стоим, от нас разит бухлом, священник смотрит на нас с укором. Мелкую крестят, и мне тоже надо бы перекреститься, а я не *** [знаю], в какую сторону. Вот это был прикол.

С мамой моей бывшей у меня плохие отношения — она на меня гнала постоянно, чтобы искал работу, за голову брался, ругалась, что набиваю татуировки.  Больше я не приезжаю к Кристине, когда ее мама дома.

Работа, тусовки и будущее

Я нигде не учусь. В трех универах пробовал учиться — не понравилось. У меня есть квартира, которую я сдаю за 40 тысяч. Половину отдаю предкам за то, что живу у них, половину забираю себе. Плюс подрабатываю на всякой фигне, не плачу за проезд. Раньше работал в колл-центре в ночную смену, было прикольно. Я даже мог там поспать пару часов, потому что начальства не было. И весь день потом я бухал, тусовался — все друзья же свободны днем, и я свободен. Один раз ребята меня на такси отправляли на работу прямо со вписки. Сейчас аниматором устроился. Родители сначала докапывались: вот, у тебя нет нормальной работы, высшего образования, но я сказал им, чтобы не волновались и жили своей жизнью — я стану суперизвестным и буду зарабатывать бабки. Не надо на меня нервы тратить, все будет ништяк, я уверен.

Не хочу быть типичным папашей, которого жена строит, как тупую мразь, а он ничего сказать не может. Я называю такой тип людей «человеки». У них нет своего мнения, они работают клерками, у них жена, ребенок и хата в ипотеку. Сейчас хочу стать рэпером, потому что, блин, я не смогу работать, не получается у меня — либо уволят, либо сам уволюсь на фиг. Как представлю, что я в 30 лет сижу в офисе, кликаю мышкой и выполняю поручения какого-то дяди — и каждый день как день сурка. Я не смогу так жить.

Хочу еще сына. Но от другой девушки и не в ближайшем будущем — лет в 30, после того как устану от тусовок. Хотя мне кажется, что я никогда не натусуюсь, это мое любимое занятие — веселиться. Был момент, когда я был очень меланхоличным, мне все время хотелось умереть, типа того. К 20 годам я пришел к тому, что для меня счастье — это постоянно быть веселым. Какая бы ***** [ерунда] не случилась, во всем всегда есть плюсы. Сломал ногу — круто, можно лежать дома и никуда не ходить. Кто-то умер — ну, порадуйся тому, что он больше не живет, ему по кайфу. Я хочу, чтобы меня и похоронили, и кремировали одновременно, чтобы мои друганы снюхали, скурили, выпили мой прах, а потом еще жестко потусили на похоронах, пофоткались с моим трупом.

Саша, 21 год дочь Ева, 3,8 лет

В сентябре 2014 года, будучи уже на пятом месяце беременности, я ходила в школу с животом, даже бегала на уроках физкультуры. Учителя, друзья, заведующая, директор — все восприняли мое положение адекватно. Сейчас XXI век, многие рожают в 16–17 лет. Не было негативных комментариев или взглядов — только позитив. Даже директор сказала, что это нормально, хотя была уже пожилой и казалась строгой. Весь класс очень меня поддерживал.

Правда, через месяц бегать пять этажей вверх-вниз стало сложнее — я сильно уставала. Мы с мамой приняли решение перейти на домашнее обучение. Стало намного проще — я присылала домашнюю работу по электронной почте и сдавала дополнительные задания.

По любви

Я долго не понимала, что беременна. С Сашей, моим парнем, заметили, что увеличилась грудь. Месячных не было — я осознавала, что это ненормально, но не думала, в чем дело. Сейчас очевидно, что было много знаков, но насторожило меня только изменение аппетита — я начала есть больше, чем обычно.

Я позвонила подруге, попросила ее поехать со мной к гинекологу. Врач сообщил, что я на втором месяце, поздравил — оставалось рассказать маме и папе. Я была очень потеряна и испугана, но рада. Сразу решила, что никаких абортов, даже если родители потребуют. Всю жизнь, что знаю слово «аборт», я очень негативно отношусь к этому. Женщины так часто хотят, но не могут забеременеть — пробуют, тратят на это много денег, но ничего не получается. На мой взгляд, надо рожать в любом случае — не важно, сколько тебе лет. Потом уже пытаться выбиться, найти работу, обеспечить ребенка.

Сначала не говорила никому, кроме моего парня. Саша сперва даже не поверил — купил в аптеке тест, хотя очень стеснялся. Результат, конечно, оказался положительным. Саша предлагал сделать аборт, был очень растерян — он младше меня на год, конечно, ему было страшно. Но я знала, что оставлю ребенка. Так совпало, что я с детства мечтала родить в 17 лет.

Потом узнала моя младшая сестра, ей на тот момент было всего 14 лет. Я так боялась, что не смогла сказать это — написала записку, отдала ей, она прочитала. Я спросила: «Как думаешь, нормально мама с папой отреагируют?» Она сказала, что все будет хорошо, нас ведь вообще 11 братьев и сестер.

Я очень долго собиралась с мыслями, чтобы рассказать маме. Шел уже пятый месяц, а я все молчала. В итоге моя подруга Вера практически заставила меня — мы решили, что она покажет моей маме ту же записку, что я писала для сестры. Они пошли на лестничную площадку. Я сидела у себя в комнате и раскачивалась из стороны в сторону: несмотря на то что у моей мамы 11 детей, я боялась ее реакции. Но все обошлось: мама поддержала меня, даже как будто обрадовалась. Говорила, что это здорово, потому что чем раньше мы рожаем, тем дольше будем молоды. Она гладила меня по голове, успокаивала. Я уткнулась в подушку и плакала, потому что эмоции переполняли меня: и страх, и радость, казалось, что я чувствую все эмоции разом.

Саша понял, какой он был дурак. Злился на себя за то, что вообще думал об аборте. Он не бросил нас — я знаю много девушек, кого бросали, как только оказывалось, что они беременны. Мне с Сашей повезло. Он взял на себя ответственность за свои действия.

Со временем мы рассказали всей семье. Мой старший брат, когда узнал, спросил: «Как это получилось вообще, по пьяни?» Нет, не по пьяни — это по любви получилось.

Экзамены, сплетни и материнский инстинкт

Девочка из предыдущей школы как-то встретила нас с Сашей на улице и заметила, что у меня живот, хотя я всегда старалась прятать его под большими кофтами. И вскоре об этом сплетничали абсолютно все.

Все вдруг стали писать мне «как дела?», «как давно вы с Сашей?», «вы что, ребенка хотите завести?». Спустя время я зашла в «Подслушано» школы и увидела, что там вовсю обсуждают мою беременность. Было много неприятных моментов. Люди, с которыми я даже не знакома, перемывали мне кости, оскорбляли, обсуждали мою личную жизнь. После того как я родила, посыпались извинения от тех, кто писал гадости: «мы были неправы», «удачи, счастья», «ты справишься».

В школу пришлось поехать уже ближе к ЕГЭ, чтобы допустили до экзаменов. Это было очень сложно, потому что из моих всех братьев, сестер, мам, пап, дедушек, бабушек никто не смог посидеть с Евой. Пришлось попросить жену брата моего парня отвезти нас и побыть с малышкой в машине. Все это время, пока я сдавала — писала какие-то конспекты, математику, русский, — я постоянно думала, как же Ева. Видимо, это и есть материнский инстинкт. Это уже на автомате, я просто не могу о ней не думать каждую минуту, даже на экзамене.

Казалось бы, как я не завалила экзамены, если не могла выкинуть Еву из головы? На самом деле, легко — потому что именно она своим существованием толкала меня к тому, чтобы сдать экзамены, окончить школу. Я понимала, что должна буду ее обеспечивать. Надо будет покупать ей вещи, игрушки, кровати, мебель, еду. И эти мысли мотивировали меня хорошо подготовиться к экзаменам. Я вернулась домой счастливая, просто обняла Еву, и мы долго лежали в обнимку, целовались, как будто год не виделись.

Роды

Врачи говорили, что я должна буду родить в 20-х числах января. Саша все просил потерпеть до 21-го, чтобы родить прямо в его день рождения, подарить ему дочку. Но уже 13-го сестра и мама отвезли меня в роддом. Родила я отлично, единственная проблема — схватки, это ад. У меня они продолжались с вечера 12 января до вечера 13-го и с каждым разом становились все сильнее и невыносимее.

Когда я приехала в роддом, у меня забрали вещи, все отдали сестре с мамой. Я села заполнять все необходимые документы. Мне было очень трудно писать. Я просила медсестер, чтобы ко мне пустили маму или сестру заполнить бумаги под мою диктовку. Но мне грубо ответили, что я уже взрослая, должна это сделать сама. А я даже сидеть не могла — либо лежать, либо ходить. Дальше меня повели на весы — 80 килограммов. До родов я весила 64, так что поправилась прилично.

Когда родилась Ева, вся семья сразу прибежала — мы живем в 15 минутах от роддома. Они пришли под окна и просили меня по телефону: «Покажи, покажи». Там была целая орава людей: его семья, моя семья, друзья. Саша был счастлив, когда узнал, что я родила. Когда вынесли Еву из комнаты, первой, кому акушерка передала ребенка, была моя мама. Она передала Еву на руки Саше, и я почувствовала, как он рад — по щеке даже покатилась слеза. Было видно, что проснулась отцовская любовь.

Бригадир, няня и хореограф

У меня вся жизнь — это танцы. Мне кажется, я всегда ими занималась. Бросала из-за школы, снова начинала. Потом перешла в другую школу и забеременела, и с танцами пришлось завязать. Так вышло, что в универ я не поступила, потому что надо было сидеть с Евой. Но в мае я окончила Академию искусств по классу балета. Я решила, что в моей жизни лучше всего иметь какую-то связь с детьми, поэтому сейчас я хочу устроиться детским хореографом.

В общем, дети — это, можно сказать, трудно. Всегда думала, что с детьми легко, несмотря на то что у меня много братьев и сестер — я все время с ними возилась. Как оказалось, свой ребенок — это намного сложнее. С самого дочери рождения и до настоящего времени ее воспитанием занималась я, 24/7. Еве очень нравится танцевать, петь, рисовать. За три года она уже успела познакомиться с плаванием и гимнастикой — я считаю, что это успех. Удивительно наблюдать, как она растет — вижу, как ей нравится узнавать что-то новое, развиваться, она получает от этого огромное удовольствие. Иногда мне кажется, что не детям надо учиться у взрослых, а взрослым у детей — у них нет чувства лени.

Нас обеспечивали мои и Сашины родители, жили мы у Саши дома. Это очень тяжело — постоянно чувствовать себя зависимой от других. Поэтому, как только появилась возможность, я начала подрабатывать как могла: бригадиром, няней. Меня могли вызывать, чтобы я следила за работниками на стадионах. Я записывала, кто есть, кого нет. Потом няней работала, приходилось брать с собой Еву, когда некому было с ней посидеть, если семья, в которой я работала, была не против.

Дети-родители

Мы знакомы с Сашей с самого детства, жили в одном дворе. Начали встречаться, когда мне было 14, а ему 13 лет. Саша еще немножко ребенок, даже сейчас. Были моменты, когда я просила его помочь с Евой, когда она еще не умела ходить. Просила помыть ее, чтобы самой поесть, он отмахивался: «Сейчас-сейчас», и я ждала, пока он доиграет в компьютерную игру. Кроме того, Саша учился в техникуме шесть дней в неделю, приходил домой к вечеру, когда мы с Евой уже ложились спать.

С другой стороны, он часто помогал — гулял с ней, если надо было. Но ему пока не до конца дается роль отца. Он по глупости сделал такую прекрасную вещь, но по лицу видно, что ему хочется погулять с ребятами, поиграть на компьютере, с мальчиками покататься на машинах. В этом году Саша окончил техникум, и его забрали в армию. Он очень скучает — постоянно звонит, спрашивает, как у Евы дела. Мы стараемся приезжать к нему каждое воскресенье — Ева всегда очень ждет этих визитов.

Мне было 17 лет, когда родилась дочка, — это еще не очень осознанный возраст, в котором часто думаешь, что ничего не сможешь, не добьешься. Возможно, у меня получилось глупо — но это вышло по любви. Мои родные говорят, что все получится, и я им верю.